21. Эпоха технической музыки?
к оглавлению следующая страница
Звукозапись произвела революцию в музыкальной жизни людей: чтобы слушать музыку, теперь не нужно уметь играть. Целая армия певцов, оркестров и исполнителей теперь помещается в кармане, и любого из них можно слушать, нажав пару кнопок. Умение играть на инструментах, а тем более знать ноты, теперь ни к чему обычной публике. На стадионы вышли исполнители, которые не нуждаются в музыкальной грамоте и гордятся этим!
В обществе устанавливается новый стандарт, провозглашенный песней Чака Берри «Посторонись, Бетховен!». Люди больше не должны просить музыку у музыкантов - они просто выбирают то, что им нравится. «Вы не хотели нас учить – а теперь мы обойдёмся без вас!» - вот суть отношения нынешнего поколения музыке профессионалов. Музыкальная педагогика отвернулась от общества - и теперь общество мстит ей своим пренебрежением и равнодушием.
В музыковедении появились новые веяния: мол, письменность – необязательный атрибут музыкального искусства, и многие современные жанры (джаз, рок, фолк) в ней просто не нуждаются. Говорят даже, что знание музыкальной грамоты ВРЕДНО для развития поп и рок музыкантов! Дескать, не умея читать ноты, они сохраняют собственную самобытность.
И действительно, авторы современной поп-музыки вполне обходятся без серьёзной музыкальной грамотности. Музыкантам вполне хватает одного слуха. Электронные устройства дают возможность неограниченно манипулировать звуками, компьютеры предоставляют для аранжировки целые оркестры, программы переводят звуки в нотные знаки без участия человека. Всё, что требуется от музыканта - придумать мелодию, наиграть ее и наложить сверху аранжировку. Можно перевести в нотный текст, а чаще достаточно просто записать – сделать саундтрэк.
Что ж, новые технические возможности – это прекрасно. Но машины не могут творить. Качество музыки – продукт высокого человеческого интеллекта. Как раньше, так и сейчас самые интересные, лучшие композиции создают музыканты с высшим музыкальным образованием. Потому что мастерство композитора можно отточить только на основе владения музыкальным языком.
На примере моих земляков, украинцев Хьюстона, я наблюдала за судьбой вербального языка в условиях иммиграции. Многие дети иммигрантов умели только говорить на языке родителей, но читать и писать на нём уже не умели. Эти дети быстро теряли украинский и предпочитали думать на английском. Их словарный запас съёживался, усыхал, как шагреневая кожа. Это естественно: чтобы развиваться, язык должен подпитываться разными источниками - книгами, статьями и новостями, собственными сочинениями и письмами. Только чтение и письмо могут развивать словарный запас, а значит и творческое мышление на этом языке.
Способность записывать музыку – не просто прагматичный навык. Это главное условие для развития музыкального мышления и интеллекта. Можно переводить звуки в нотное письмо с помощью машин, но расширить таким способом уровень своего мышления авторы не смогут никогда. Наоборот, пока музыканты остаются безграмотными, музыкальная мысль буксует на месте. А остановившись, неизбежно деградирует до уровня ритмованной какофонии или примитивных, навязчивых повторов. Именно этот уровень давно демонстрируют клубные ди-джеи, большинство рэп- и техно-групп.
Слушатели, вскормленные такой «музыкой», вряд ли способны воспринимать нечто более интересное. Минимум музыки и максимум ритма – информация не для слуха, а для рефлексов. Как и древние ритуальные танцы, современные «дэнсы» нацелены на первобытные инстинкты и производят скорее гипнотическое воздействие. 120 ударов в минуту - и хлесткий ритм вползает в подсознание исключительно на физиологическом уровне.
Музыка – часть личного мира человека. Скажи мне, какую музыку ты слушаешь – и я скажу, кто ты… Когда музыкальной мысли почти нет, а композиция навязчиво и монотонно «вращается по кругу», слушатель чувствует безысходность и впадает в депрессию. Музыка как бы оправдывает его несогласие с миром. Не случайно такая музыка – символ эпатажа и протеста. Она может вызывать приливы энергии и приступы агрессии, стремление к разрушению и саморазрушению.
Примитивные формы музыки совершенно не развивают слух, память и восприятие, не говоря уже о вкусе. Пропасть между массами любителей и серьёзными музыкальными жанрами ширится. Серьезная музыка становится изолированной и всё более элитарной, а музыкальный язык превращается в некое подобие латыни, которую используют только продвинутые медики и биологи.
Конечно, об эволюции музыки можно рассуждать и спорить. Возможно, сплав техники и музыкального интеллекта ещё даст какой-то прорыв, нечто качественно иное. Но я говорю о том, к чему мы пришли сейчас. А сейчас профессиональная музыка похожа на большое, разросшееся дерево с усыхающими корнями. Даже относительно несложная, мелодичная классика «серебряного века» находит все меньше и меньше слушателей. Новые же произведения, кажется, обречены на полную изоляцию и непонимание общества.